А меня не спросят, каков итог и кому по каким отвечать словам,
только небо, выпустив коготок, аккуратно распустит меня по швам,
аккуратно вытрясет в тишину, до пылинки вычистит, до греха,
и растянет сердце во всю длину, как гармонь растягивает меха.
И растянет, мокрое, не дыша, и наполнит, глупое, синевой,
а душа - пускай улетит душа, раз уж ей никак не побыть живой.
Всё ей нужно спать на чужих руках, всё ей нужно зло завершить добром,
так пускай попрыгает в облаках, порезвится чёртиком под ребром,
а решит вернуться - так путь открыт, вся дорога в солнечных витражах,
засмеётся сердце взахлёб, навзрыд, под ладошкой ветренною дрожа.
На башке на лунной из звёзд парик, а под тонкой кожей звенит Париж,
и вокруг как будто бы мир парит, а на самом деле ты сам паришь.
А меня не спросят, зачем сижу, почему пою свои песни так,
а внутри меня всё такая жуть, то ли пустота, то ли теснота,
а вокруг всё гладко, и нет углов - уцепиться не за что, так сиди,
просто небо тонкой своей иглой только что зашило дыру в груди,
аккуратно ниточку подобрав, всё под цвет, как нужно и на века,
мол, пока тебе не видать добра, пусть подсохнет сердце твоё пока.
А душа вернётся - так путь открыт, вся дорога в солнечной ерунде...
Отчего-то пальцы мои мокры - узелок завяжется, быть беде.
(с)
Думаю, что не должна она быть против, поскольку сама ведь таскает из других