не отвлекаясь на глупые прыжки, которые совершали другие тени, послушные отсветам фонаря. При этом она становилась все темнее и насыщеннее. Кот обнажил клыки. Когда он был котенком, часто прыгал на эти тени, не понимая, что это такое. Тени маленьких бед пугались его еще тогда и исчезали, не успев вырасти. Когда над семьей, приютившей его, сгустилась первая тень настоящей беды, Гаврош тоже прыгнул, играя, и… и потерял свою первую жизнь. Ему стало страшно. Страшно и очень обидно. Ведь он всего лишь хотел поиграть, а получил боль. Пусть и быструю, но острую и какую-то неприятную, липкую. Он жаловался Хозяину, но тот не понял его слов. Позже, повзрослев и отдав за хозяев еще две жизни, Гаврош убедился, что люди не видят жутких теней надвигающихся бед. Ну что ж? Зато он видит. С той поры его главной обязанностью стала борьба с этой напастью.
Тени приходили часто. В основном маленькие, еле заметные. Им достаточно было показать длинные, мощные клыки. Иногда появлялись тени побольше. Не бед, - неприятностей. На них можно было прыгнуть и разорвать кривыми острыми когтями. Хозяева смеялись над ним, глядя, как он танцует на полу, хлопая лапами по пустому, как им казалось, месту. А он, устав, расправившись с тенью, растягивался на ковре, с умилением глядя на смеющихся хозяев, тихо радуясь, что спас их от очередной проблемы.
Но когда над семьей вырастала страшная тень настоящей, большой, беды, откупиться от нее можно было только жизнью. Такие тени появлялись восемь раз. И каждый раз, кроме первого, когда он не понял происходящего, было очень страшно. Но Гаврош, не задумываясь - несмотря на страх, сковывающий все его существо - отдавал свои жизни, выручая жизни когда-то спасших его людей.
Сейчас он смотрел, как на ковре растет, сгущая черноту до глубины ужаса, девятая беда. Самая большая, самая страшная. Таких он еще никогда не видел. Девять лет, девять бед…
Гаврош тихо мяукнул.
- Сейчас, малыш, сейчас пойдем кушать, - немедленно откликнулся Хозяин, не поворачивая головы.
Кот посмотрел на хозяина. Нет, с ним, вроде бы, все в порядке. И вдруг кошачье сердце словно сдавили черные кривые когти. Хозяйка! Хозяйка где-то там, в ночной темноте пробирается к дому!
Гаврош снова вгляделся в тень, лихорадочно стуча хвостом по дивану. Тень росла, принимая контуры человека. Высокого худого человека. Вот обозначилась голова, выросли ноги, вытянулись руки. И в руке Гаврош, цепенея, разглядел такой же предмет, каким Хозяин нарезает ему мяско на дощечке. Девять лет, девять бед. Девять лет, девять бед…
Кот оскалился, приподнимаясь на диване, и задрожал челюстью, готовясь к прыжку. Девять лет, девять бед. Девять бед, девять жизней…
Тень стала поднимать руку со страшным предметом. Хозяин! Что же ты?! У меня ведь последняя жизнь! Хозяин!
Хозяин продолжал клацать клавишами, не замечая нависшей над семьей беды.
Надо что-то сказать ему… на прощанье. Что?
Тень занесла руку выше… Девять лет, девять бед…
Тень сделала еще один шаг… Девять лет, девять бед…
Тень стала быстро опускать руку… Девять лет, девять бед…
Со страшным криком, в котором сплелись вместе и горечь прощания с жизнью, и счастье от почесывания хозяйских пальцев, и вечность кошачьей заботы, Гаврош рванулся вперед в последнем прыжке, раскрывая пасть с верными клыками, вытягивая смертоносные для обычных неприятностей когти навстречу хищно повернувшейся ему навстречу тени.
Девять лет, девять бед. Девять бед, девять жизней.
Живите, люди!
Живи…